Максим Аверин: «Глупость правит миром!»

Актер рассказал нам о своих привычках, о родителях и о том, почему он ездит в метро.

Замечательному актеру театра и кино, звезды сериалов «Глухарь», «Склифосовский» недавно исполнилось 47 лет.

 – Максим, вы Скорпион или Стрелец по Знаку зодиака?

– Стрелец. Причем я абсолютный Стрелец!

– Да? А что именно в вас такого, что совпадает с характеристикой этого знака?

– Жизнелюбие, конечно! А еще, говорят, обаяние невероятное! – весело смеется Максим. – Это я шучу. Но я не так чтобы глубоко в этой зодиакальной теме разбираюсь, честно вам скажу. Не вовлечен как-то. Я просто знаю, что я типичный Стрелец. И когда я прочитал про Стрельцов, я в это уверовал.

– Стрельцы действительно очень обаятельные люди, просто магниты. А еще они энергетические такие товарищи. 

– Ну не знаю, не знаю. Но что-то такое мне говорили. Я, правда, знаю только что Стрельцы – стреляют. Ну наверняка какая-то магия в этом во всей этой астрологии есть. Но, если серьезно, то поверьте, мне кроме магии театра больше ничего не интересно. Ничего такого постороннего. У меня, например, – о ужас! – никогда не было никаких хобби. Поделки не клеил. Ничего такого. Только книги и походы в театры. Ну, еще кино смотреть, конечно. Вот это мне интересно. А вот сеансы спиритизма… это не мое как-то.

– Даже модельки самолетиков не клеили, как все мальчишки? При этом у вас родители такие мастера, рукастые люди.

– Что есть, то есть. Они оба большие мастера – и мама, и папа. Мамы, к несчасью, уже нет. А папа в порядке. А какие папа изумительные вещи делал! Он из простых деревяшек делал храмы, церкви. Он сделал целые Кижи в миниатюре! Папа у меня – талантливый очень. Он работал художником-декоратором на студии «Мосфильм».

– А сейчас ваш папа чем занимается?

– Знаете, время по-разному менялось. Одно время, в 90-х годах на «Мосфильме» была разруха, но потом, когда уже что-то там начиналось новое, он не смог уже в это вписаться. Отец мне сказал тогда: «Мое время уже ушло». Но вы знаете, он такой самодостаточный человек! Ему почти 80 лет, а он занимается спортом каждый день – бегает, ходит по 20 километров. И читает. Он всегда читает.

– Значит, долго жить будет.

– Да, я очень этого хочу. И он в своем мире, в своей жизни счастлив, по-моему. Он оставил всех своих женщин уже, конечно, которых было изрядное количество. И я иногда звоню: «Пап, ты где? Ты почему телефон не берешь?» А у него кнопочный телефон. «Папа, – говорю, – ну пожалуйста, я тебя очень прошу, давай я тебе принесу нормальный телефон». – «Зачем? Ну ты мне позвонишь, я же услышу или увижу: оп, смотрю, – ты». А я ему: а почему ты две недели телефон не брал? А он: а вот я там ушел в поход с ребятами, мы по реке сплавлялись.

– 80 лет – и сплавляется по рекам? Серьезно?

– Да! А вот тут недавно отец в горы пошел! Я ему: ты с ума сошел? А что, говорит, нормально. У меня все хорошо вообще. Ну подумаешь связь не брала, но у меня все хорошо. Я: «А-а-а-а! Папа, я же волнуюсь!»

– Вы с такой теплотой и любовью говорите о папе, но у вас же мама с отцом были разведены, а это все психологи считают травмой, которую ребенок долго не может простить.

– Да у меня не было никакой ни обиды, ни тем более травмы, так что и прощать-то было нечего. Ничего такого. Да я достаточно рано уже взрослым человеком стал, я видел, что они, родители, не совпадают. Я это ясно видел. То есть, понимаете… папы же часто не было дома. Тогда, в те времена, экспедиции были по пять лет! Глеб Панфилов, с которым работал отец, снимал свой фильм «Запрещенные люди», который еще известен под названием «Мать» пять лет! И отец тогда строил в Нижнем Новгороде целый город. И эти отцовские экспедиции, конечно, мне счастья особого не приносили. И я понимал, что они – мама и папа – они уже не та пара, какими были раньше. А у меня на самом-то деле был культ родителей. Я не знаю и не представляю себе вообще, как можно не любить тех, кто тебя родил и растил. Я своего отца в детстве боготворил – он был просто мой кумир. И маму я тоже обожал. Поэтому… мне было важно их собственное благополучие. И поскольку я видел, что им тяжело вместе, я даже сам сказал моей маме: «Мама, тебе наверное, надо развестись».

– Серьезно?

– Да. Так что никакой травмы не было. Вообще. Я только благодарю их и счастлив просто так, вспоминая каждый день нашей жизни. Отец приучил меня к книгам, я рано начал читать. Очень рано. Я бегло читал уже в 1 классе, и любил это. В мою жизнь очень рано вошла чеховская проза. Чеховские рассказы – это просто счастье моего детства. Я вечно оттуда разыгрывал какие-то сценки. И это все – заслуга моего отца. Мы каждое утро с ним бегали. Так что мой спорт – это тоже от отца. Вот поэтом я такой закаленный! Я же никогда не болею. Я босиком по снегу бегал. Меня родители здоровьем богатырским наградили. Тьфу, тьфу, тьфу.  

– О, вы суеверный?!

– Не-е-ет! – Хохочет Максим. – Но тем не менее в свои пятьдесят лет я думаю, что мало кто рискнул бы, как я, такие нагрузки взваливать.

– Ну, вообще-то, вам еще не 50.

– Ой, ну время быстро проходит. Не успеешь оглянуться.

– Скажите, а это круто быть и ощущать себя знаменитым? Вам нравится? Это кайф?

– Знаете, было бы намного хуже, если бы выходил я на сцену, а в зале никого не было, никто бы меня не узнавал… Конечно, я хитрец, поэтому я использую свою знаменитость или известность, в том, что я могу выбирать интересную работу и работаю с большим удовольствием. То есть я соглашаюсь работать там, где мне интересно. Да, известность, конечно, немножко развязывает руки. И да, конечно, во многом благодаря ей, я объездил весь мир. Правда, вот сейчас не могу поехать ни в Америку, ни в Европу. Из-за санкций. Но я по этому поводу не переживаю. Потому что и так почти везде побывал. И я считаю, что запреты – это какая-то глупость. Это все такая же глупость, как запретить музыку Чайковского. Ну дураки, что сказать еще. Глупость правит миром – вот что ужасно. Когда-нибудь люди очухаются. А то мы же все живем в пол. Знаете, мало кто смотрит вообще по сторонам и вверх. Меня еще спрашивают — а как это я в метро езжу спокойно? А что беспокоиться? Все же там, уткнулись в свои телефоны, и ничего вокруг не замечают

– А выездите в метро?

– Довольно часто, да. Особенно когда утром у меня съемка, а вечером мне нужно на спектакле быть. И тогда я бросаю машину где-то на стоянке, потому что на ней я попаду в пробку и рискую опоздать. Но машину я люблю, и люблю сам водить. Там я наедине с собой, а я очень редко бывают один, поэтому машина для меня это счастье. Я не очень люблю, когда меня возят. Когда меня кто-то везет, я прямо мучаюсь. А так я сел, сам по себе, музыку свою включил, сижу курю, думаю о своем – и так мне хорошо!