Отар Кушанашвили: "Я благодарен братьям Меладзе за доказанную возможность воображением видоизменять физический мир"

Песни Меладзе потребны всякому из нас и в эйфории, и когда всякий из нас "уж весь во власти глубокого упадка духа" (правду сказать, второе состояние мне не очень знакомо, я есмь паренек категорического оптимизма).
Отметим попутно, за одним походом, что уже с первого блокбастера Костя Меладзе приучает публику к своему роскошному вокабулярию-глоссарию: как ошеломительно уместно вплетено в эпической вой рефлексирующего, как я по ночам, когда комнату заполоняют призраки, пацана "бродское" словечко "ВОСЛЕД"!
Цыганок я не целовал, не повезло или пронесло, не знаю, но те цыганки, которых я знаю, имеют к Светлане Тома ровно столько же отношения, сколько Евгений Миронов к Андрею Миронову, а Анфиса Чехова к Альбине Джанабаевой (о которой тоже будет в этом обзоре; я назвал Ее "Девушкой со взором и полуулыбкой, обещающими скорую погибель"), но "СЭРА" - это еще не "КАК ТЫ КРАСИВА СЕГОДНЯ", но уже программный гимн Высоким Прощению с Прощанием.
Я и воробьиную ночь ту помню, когда "юных лет хмельная дева помахала мне вослед, от меня к другому улетая", я тех слез не стыжусь, я то время люблю, люблю непреклонно, люблю даже сейчас, уже забрав силу, то же относится и к песне, строчки из которой: "горы разведу руками, трижды землю обойду" чуть позже срифмовались с Бродским:
"Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке".
Уже тогда, когда нас всех оглушила песнь про скрипку, было понятно, что Меладзе - они не про убедительные проповеди, они про то, что легче высверлить шурф на Венере, чем унять сердечную боль; они про то, что рефлексия есть синоним полной жизни, хорошо быть хладнокровным, но ведь не сбыточное это дело, мы хотим быть любимыми, мы готовы любить, но мы должны сначала быть готовыми к тому, что это часто не совпадает.
Как у меня той страшной и сладкой воробьиной ночью.
Я благодарен БРАТЬЯМ МЕЛАДЗЕ за доказанную возможность воображением видоизменять физический мир.
Бродский писал, как будто наслушавшись братьев Меладзе:
"Кто же виноват,
что мастерство вокальное дает
сбор больший, чем знамена веры?".
Я обожаю Костю Меладзе за склонность к густой метафоричности и сентиментальному надрыву формата "хочу лежать с любимой рядом, а с нелюбимой не хочу", за полные пробивной витальности тексты и мелодии, полномочия транслировать которые, он делегирует своему брательнику, который - при том, что это один из самых сентиментальных людей, что я видел, - знаменит стилем, для какового стиля мне пришлось изобрести название "таранная экспансия с уклоном в мелодраму и с нечастым подмигиванием".
Я знаю людей, причем людей хороших, славных, которые от песен Меладзе впадают в кататонию, такой магией обладают только грандиозные песни, в которых живет источник благодати, каковой источник мы ищем не вовне, а в братьях.
Про "НОЧЬ НАКАНУНЕ РОЖДЕСТВА" можно сказать применительно к лирическому персонажу: "Мало в нем было линейного, нрава он был не лилейного", но ведь самые "нелилейные парни" в такую ночь тают, по себе знаю, и это восхитительно.
Костя в очередной раз достигает композиционного совершенства классической живописи.
ЭТИ строчки могло написать только гармоническое существо:
"Трудное счастье мое спит у меня на плече,
Звезды горят для нее,
Ангелы кружат над ней...
То, что была ты со мной, утром покажется сном".
И, как всегда, главные, генеральные слова, черт бы их подрал, не сказаны.
Ведь эфирные создания, ради которых мы носом землю роем, - это ж всегда "трудное счастье" и почти всегда счастье эфемерное.
Братья Меладзе не первые, кто возвел в ранг жизненной доктрины мужскую сентиментальность, но первые, кто не допускает и йоты мужланства и сексизма во вкусе "не бывает некрасивых женщин".
Есть Любовь и Томление, есть грусть, есть эдем.
"АКТРИСА" - это как приступ межреберной невралгии, к тому же для досадного извращения случившийся не где-нибудь, а в том самом месте, где вы с зазнобой клялись друг другу в вечной любви.
Костя умеет находить поэзию в повседневном, но он умеет и беспощадным быть, как прожженный кабальеро с подчиненными.
Сейчас ритм потеснил мелодию, но вы вслушайтесь еще раз, как Меладзе - ОБА! - заставляют дружить мелодию и ритм.
Гимн всех забубенных пацанов, отходная падших ангелов, наивно полагавших, что любовь можно заменить симулякром.
Держись подальше от эриний, они, как правило, фальшивки, от них и "ношпа" не спасет.
На "КАК ТЫ КРАСИВА СЕГОДНЯ" я отреагировал так, как иные реагируют на стресс - приступом нарколепсии.
ЧуднО, что сангвиник Меладзе спел это полумедитативное великолепие, которое мощнее любой из энциклик Папы Римского.
Мало я знаю таких убедительных гимнов любви, оды такой живительной силы.
Я тогда, об ту пору, как раз очень болезненно расставался, цитируя Блока: "Разве ж так суждено меж людьми?".
Меладзе вернули меня к жизни, заставив пересмотреть отношение к себе.
Я был виноват, но обида, будучи источником всех моих страданий, застила зареванные глаза.
Но до вот этого: "...ЛИШЬ ТАКОЮ БУДУ ТЕБЯ ВСПОМИНАТЬ" - до этого надо пройти очень долгий путь.
Мне кажется, я это сделал.
Полная воздуха композиция с колоссальной насыщенностью мыслей и чувств.
"СТРАННИЦА-ОСЕНЬ".
Мастерство композитора-аранжировщика Меладзе здесь особенно очевидно: Костя начинает песню как Хичкок, погружая слушателя в макабр, а потом евойный брат разворачивается с элегией на тему "не едем в поезде, а вручную тащим пейзаж".
При этом в песне нет ни одного спондея, Валера не переходит на крещендо, хотя строчка "БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ, НЕ ХОЧУ РАССТАВАТЬСЯ...", кажется, к тому располагает.
Лирический герой имеет на руках эпикриз, не очень понимает, что с этим эпикризом делать, но уповает на жребий.
Вот что мне импонирует в Меладзе - абсолютное отсутствие мрачности, тем паче с элементами готики, весьма модной сейчас.
Как формулировали в стародавние времена: "Вразумляют ли художника альковные невзгоды?".
Вразумляют, а как же.
Только доподлинного художника, читай: братьев Меладзе.
У которых и со словесной эквилибристикой ("расставаться-оставаться") все на мази, и с сердечными клапанами.
С одиночеством нужно ладить.
"САМБА БЕЛОГО МОТЫЛЬКА".
Любимая песня дагестанских самбистов, создателей картины "12 лет рабства", бессовестных ростовских гетер, кутаисских торпедовцев, не знающих приличий, и Брюса Спрингстина, обозвавшего песнь сию бесстыжим гимн гедонизму.
Когда принимаешь решение, как жить, предолго и в кручине кромешной или "лучше мало, да без тоски", надо послушать песню 449 раз, ибо она есть не что иное как манифест судьбы.
Меладзе поет ее как глашатай добра, но с прищуром: мол, мы-то разумеем, кто здесь - побег дурной травы.
Об этом экзистенциальном выборе писали и пели многие, но их масштабы - иных авторов и братьев Меладзе - несоизмеримы.
Потому что Костя Меладзе не рифмует "КРИПТОМЕРИЯ" с "БЕРИЯ", потому что братья знают, что у ангелов - лица наших детей, наших родителей, наших женщин.
Но наши три рожи - нечего, нечего! - тоже ничего.
"МЕЧТА".
Ну кто не "заходил в запретные зоны", мне лично там шею мылили постоянно; кто не "заплывал за буйки", меня именно по этой причине прозвали психоделической продувной бестией; кто не " проигрывал и был чемпионом", я и посегодня о-го-го какой бурсак...
Но песня-то притворно простая.
Сначала я думал, что братья через нее доложили миру, что возвели сарказм в ранг жизненной доктрины, песня увлекательна и остра, в ней есть напряжение и "копящийся ужас", но, когда в конце звучит:"...но утешает ...но утешает", понимаешь, сколько в ней нежности, сколько в ней неги.
Но в любом случае подруга, что не отвечает на звонки, - безусловная сука.
"КРАСИВО".
Заметьте, редко в каких песнях братовьев фабула разрешается искусственно и преждевременно.
Вот самый кинетический из всех мыслимых реквиемов, где конденсированной энергии мужской обиды столько, что филистеру не понять.
"...ЭТО СЕРДЦЕ МОЕ...".
Я хотел добавить: "Сука!" - и пропеть эту бессмертную строчку в зале суда, где меня, не желавшего развода, топтали бывшая и корпулентная избыточно Тетя Мотя, к которой я почему-то должен был обращаться: "Ваша Честь".
Но у братьев М. другая культура расставания, по крайности в песнях (я о том, что ведь и они, до Альбины и Веры, пережили нешуточные страсти-мордасти), они исповедуют галантерейную культуру расставания.
Если судить по настоящей песне, болливудские страсти клокочут в самой сердцевине культурного кода братьев, которые - чем и милы мне - до сих пор (послушайте "Млечный путь") верят в чудодейственную силу альковных объятий. И в гекзаметр, которым об этом можно поведать.
"РАССВЕТНАЯ".
"Вот бы время пошатнулось... и не вяли васильки на волосах", и чтоб этот небосвод не мрачнел, и ты улыбалась, не гризетка, не куколка, но королевишна - в таком-то венке; этой улыбкой исподлобной, этим смехом, этими не горящими, а светящимися светом высшей правоты глазами - всей статью своей положительно удостоверяющая, что любовное томление - оно навсегда, до края времен; только ради них, этого томления и этого рассвета, и стоит жить.
Братский пацанский парафраз "Остановись, мгновенье, Ты прекрасно!".
Еще б научиться совместно не портить эти рассветы.
"БЕРЕГИ СЕБЯ, МОЙ АНГЕЛ", "ОСКОЛКИ ЛЕТА", "Я НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ".
"Осколки лета" - это вообще самое сладкое и мучительное попадание братьев в меня, догадка про главное во мне на уровне трансцендентности.
Когда Валера затягивает: "А ТЫ-Ы-Ы БЫЛА...", мне хочется плакать: это Я, Я, Я искал каждый день неведом зачем и эхо вдалеке, и осколки лета в недавно выпавшем снегу...
Я, вообще-то, благодарный паренек, я и жребию благодарен, но, если вы меня спросите, чем те поиски разрешились, я только выразительно вздохну.
"Будут солнце и грозы, будут девичьи слезы", и пацанские были, есть и будут, я из тех, кто этих слез не стыдится, но "дорога эта не закончится, если не закончится любовь".
Благодарение небесам и братьям Меладзе, все мои попытки свести счеты с собственным лиризмом крахнули.
"Вниз по небесной лестнице, обернувшись облаком, опускался Бог": дело даже не в особом знаке качества, а в том, чтобы не просто любить, а - летать, любя, летать!
"СПРЯЧЕМ СЛЕЗЫ ОТ ПОСТОРОННИХ".
Истинно великий манифест всех вменяемых пацанов, не изображающих из себя исусиков (даже без и без трусиков).
"ПАДАЙ РЯДЫШКОМ СО МНОЮ, МОЙ ПАДШИЙ АНГЕЛ" - восхитительная вальяжность в голосе Валеры, который знает, что такое - держать марку даже когда хочется ревмя реветь.
"В их глубине идет один и тот же фильм - о том, как опытный игрок ВСЕ проиграл, поверив призрачной любви".
Костя, когда речь о сердечных муках и лишающих нас покоя суках, напрочь отвергает резонерство, выражается эксплицитно: Отарик, спрячь слезы, всем начхать, "никто не виноват, когда в разгаре маскарад".
Хочется радости, хочется блаженного чувства парения, но так ведь не бывает, по временам бывает горько, очень горько, но надо быть стоиком, желательно - улыбчивым.
Держа в голове, что мир сам страдает биполярным расстройством, что уж говорить о падших ангелах.
"КОМЕДИАНТ".
Абсолютно герметичная кантата про некоего КУШАНАШВИЛИ с совершенно убийственным остинато "ЗНАЕТ ЛИ ХОТЬ КТО-НИБУДЬ, С ЧЬИМ ИМЕНЕМ НА ГУБАХ ШАГНЕТ ОН К БАРЬЕРУ".
Даже коротко зная братьев, я не ожидал от них такого удара под ложечку - удара, который опрокинет навзничь любого ОТАРА.
Боюсь, люди, увлекающиеся чрезвычайной заливистостью в ущерб даже и минимальной осмысленности, не готовы к такому барочному припеву, после которого слезы текут сами по себе даже у панков.
Если, конечно, у панка есть сердце.
"САЛЮТ, ВЕРА!".
Эпического масштаба гимн Любви, потребной до физической боли, но обрекающей на узилище разъедаемого безумием сознания.
Если, конечно, речь о доподлинных чувствах, а не о перекати-поле.
"НЕПОНЯТНО - КАК ДОЖИВАЛ ДО УТРА?!" (я нарочно изменил пунктуацию) - и все равно, светлейшая песня: "...буду с тобой - или буду один".
"ИНОСТРАНЕЦ".
Прихотливая вариация на тему: "Я слишком тонко устроен для вашего грубого мира".
"Забери меня, мама, домой!" - эта мольба - сама по себе уже сюжет.
В этой пьесе нет ни намека на напускную отчужденность ходячих иероглифов, которые заселяют, например, кино мутного пижона Антониони, но есть смертная тоска полнокровного человека, павшего жертвой вашего мультикультурного мира, где все - иностранцы, мечтающие о Любви, но понимающие, что эта мечта эфемерна.
Мама тут не поможет, инородец.
"ВОПРЕКИ".
Такую пьесу, с ее светоносной белизной, мечтала бы иметь в своем репертуаре и Трэйси Чэпмэн (спорим, вы вот в эту именно секунду даже не знаете, о ком я).
"ЛЮБВИ БОЛЬШЕ НЕТ" - такая строчка-вердикт сама по себе уже сюжет.
Почему "светоносная белизна", если песнь исполнена драмы, как сериал "Оставленные"?
Потому что есть томительная ипохондрия - и есть светлая, очищающая печаль.
Костя, как давно уже поняли умные, со вкусом, люди (чей список, само собой, возглавляю я), - композитор томления, но это не напускная отчужденность ходячих иероглифов ваших рэперов, а меланхолия, по временам даже сладкая, полнокровных людей.
Благодаря друг дружке братья никогда не напишут и не споют песню в духе "Каким меня ты ядом напоила".
Шедевр, конгениальный "Осколкам лета", а может, даже выше.
Любовь есть, определенно.
Но ее надо заслужить.
А потом сделать так, умудриться, чтобы она тебя не убила.
ЭПИЛОГ.
Мир пустеет понемногу, кажется, что умирает. Люди уходят, мир умирает, кажется, что все вот это лишено смысла, и в этой ситуации очень трудно, почти невозможно, но очень важно сохранить цельность.
Концепция жизни и судьбы каждого из нас не очень утешительна, что правда, то правда.
Но правда и то, что сохранять цельность и не пойти ко дну нам помогают люди, песни, книги, кино, солнце, дождик, рассветы и закаты, и, конечно, объятия и поцелуи.
Моя Вселенная устроена прихотливо, как и ваша, может, даже изощреннее.
Но, кажется, цельность я сохранил.
Может, потому, что с песнями не ошибаюсь?
КОСТЯ, ВАЛЕРА, спасибо, время, воздух, сила - все на моей стороне и все - благодаря и вам тоже; люблю.

Отар КУШАНАШВИЛИ