Ксения Алферова: Нет ничего страшнее, чем похоронить дочь
В марте народной артистке России Ирине Алферовой исполнилось 65 лет. Ирина Ивановна – не любительница давать интервью, рассказывать о себе и своей семье, что можно понять – ее детство не было безоблачным, к тому же ей пришлось пережить смерть своей старшей родной сестры и отца, судьба которого сложилась трагично. Но мама народной артистки Ксения Архиповна поведала нам эти секреты в эксклюзивном интервью.
«Из-за дяди мужа уволили из КГБ»
– Ксения Архиповна, очень мало известно о вашем муже и отце Ирины. Говорят, ему выпала непростая судьба. Как вы познакомились с Иваном Кузьмичом?
– Познакомились мы с ним в Новосибирской юридической школе. Я поступила туда после войны, в 1945 году. На фронте я служила в авиации дальнего действия радистом-стрелком, не думала о романах. Иван, мой будущий муж, тоже служил. Обаятельный красавец, в нашем институте он участвовал в самодеятельности, фокусы показывал: жарил яичницу в шляпе или из той же шляпы вытаскивал кролика. Думаю, актерский талант наша Ирочка унаследовала от него. Едва закончив институт, мы с Иваном поженились. Через год у нас родилась старшая доченька Татьянка. Ей было месяца три, когда я нежданно-негаданно забеременела снова. И меньше чем через год, в марте 1951-го, появилась Иринка.
– А с чего начались ваши несчастья?
– Иван Кузьмич пострадал от лжецов-доносчиков. После учебы мужа взяли в КГБ юристом. Хорошее место, ему нравилось. Беда пришла откуда не ждали. Как-то вечером – стук в дверь. Открываем – брат матери Ивана, родной дядя. Проездом через Новосибирск, а ночевать негде, решил навестить племянника. Разве откажешь родному человеку? Ночку поспал, утром уехал. В тот же день мужа на службе вызвал начальник: «Товарищ Алферов, а кем вам приходится человек по фамилии Назаров»? Кто-то уже донес.
– Дядя родной, – честно ответил муж.
– А вы знаете, что в 37-м году Назаров был осужден на 10 лет за связь с изменниками родины?
– Знаю. Но он же на фронте воевал, значит, вину свою перед родиной искупил.
– Это не имеет значения, он враг. А вы принимали его в своем доме, значит, не достойны работать в госбезопасности. Пишите рапорт об увольнении!
Разбираться не стали, перевели Ивана Кузьмича в уголовный розыск. Отсюда и пошли все наши несчастья. Мало того что это была не работа, а каторга, я его сутками не видела, так еще стал выпивать. В уголовном розыске все пили жутко, тетки-паразитки из киосков, где спиртное продавали, постоянно угощали их, чтобы милиция лишний раз не проверяла. Две войны прошел – никогда не пил, а тут на тебе – пристрастился. Он постоянно дежурил по ночам, патрулировал улицы, тогда очень много банд шастало по городу, грабили-убивали. Отдыхать было некогда – часок-другой прикорнул на стульчике в отделе или в служебной машине и опять – в рейд. Вот и снимал напряжение спиртным. Это в фильме «Место встречи изменить нельзя» служба угрозыска описана романтично. На самом же деле все было совсем не так.
[caption id="attachment_16865" align="alignnone" width="640"] На фронте Ксения Архиповна служила в авиации дальнего действия радистом-стрелком, не думала о романах.[/caption]
«Щипачи столкнули мужа под поезд»
– А как Иван Кузьмич получил увечье? Это связано с работой?
– Мужа я сутками напролет не видела. Да и сама была загружена – работала адвокатом, защищала тех, кого обвиняли в нарушении закона. В тот роковой день мой Иван Кузьмич с сослуживцами ловили банду щипачей на одной из станций под Новосибирском, название уже и не вспомню. Заметив людей в форме, преступники бросились наутек. Муж помчался следом. И почти настиг одного из бандитов. Но второй изловчился, подбежал сзади и столкнул Ивана с платформы. Прямо под проносившийся поезд...
Как сейчас помню: сижу на работе, вдруг звонок: «Ксения Архиповна? Это из больницы. С вашим мужем случилось несчастье». Перед глазами поплыло. Пришла в себя от резкого запаха нашатыря, кто-то из коллег поднес. Помчалась в больницу. В голове одна мысль: «Если бы умер, наверное, сказали бы сразу».
Ивану отрезало по голень обе ноги. Лежал на кровати бледный, по пояс накрыт простыней, а сквозь белую материю сочится кровь.
«Но главное – живой!» – повторяла я, гладя его по голове. Запретила себе впадать в отчаяние, плакать: что бы ни случилось, жизнь продолжается.
В больнице муж провел больше года – культи зарастали долго и мучительно. Затем учился ходить на протезах. Потихоньку он с ними свыкся, а куда деваться?! Но на прежнее место службы возврата быть не могло. Калеки в УГРО не нужны! Дали Ивану Кузьмичу первую группу инвалидности.
Но дома муж усидеть не мог. Не тот характер – он был активный, хотел чувствовать себя полезным. Устроился работать в школу для водителей, преподавал студентам гражданское право. Говорил он грамотно и красиво, всегда с шуткой-прибауткой, ученики его обожали.
– То есть инвалидность не сломала вашего супруга?
– Нет, что вы, и не озлобила, он был добросердечным человеком. Старался не раскисать, держал себя в руках. Разве что иногда мог пропустить рюмку-другую. Говорил, что-то на душе тошно – сейчас горло промочу, и сразу полегчает. Осуждать грех – у человека в одночасье жизнь поменялась. Был здоровый мужик, стал инвалид. Другой бы и вовсе спился. А Иван Кузьмич, даже выпив, не хулиганил. Если он приходил домой раньше меня, то мог и покушать приготовить, не разделял дела на мужские и женские.
– Но на этом беды не закончились?
– Нашелся один сосед-еврей, настрочил писульку в райсобес: "На каком основании Алферову дали первую группу инвалидности?! Он прекрасно ходит на своих протезах и даже, случается, выпивает". В собесе отреагировали незамедлительно, вызвав мужа на повторную комиссию. Измерили обрубки его ног и выдали циничное заключение: "Если бы вам ноги обрубило на два сантиметра выше, была б у вас первая группа. А так даем вторую!" И урезали ему пенсию по инвалидности в полтора раза!
[caption id="attachment_16867" align="alignnone" width="856"] Все мои горести, вместе взятые, ничто по сравнению с потерей Танечки. Она ко мне не приходила ни во сне, ни наяву, в отличие от Ивана Кузьмича, словно бережет меня. Ее не стало 19 лет назад, в 97-м.[/caption]
«Самый страшный год»
- Но самым страшным выдался олимпийский – 80-й год, - продолжает Ксения Архиповна. - Ивану Кузьмичу только исполнилось 55 лет. И я устроила его в санаторий на целый месяц. За неделю до отъезда приехала к нему, и мы эти семь дней провели очень душевно. Днем гуляли по парку, потом я провожала его на процедуры. Вечером снова гуляли. Много разговаривали, вспоминали нашу молодость. Вместе вернулись домой в Новосибирск. Муж лег с дороги отдохнуть, а я поехала на работу. Вдруг входит заведующий, на нем лица нет, говорит: «Ксения Архиповна, идите домой, у вас там непорядок». Старшая дочь Татьяна в тот день пришла домой рано – то ли дело у нее не пошло, то ли еще что-то. Зашла, смотрит, отец сидит за столом в какой-то странной позе. Приложила свою ладонь к его сердцу, а у него рука отпала. Бедная моя девочка! Она позвонила моему начальнику, так как знала, что у меня важный процесс, не хотела отрывать. А тот нашел слово: «Непорядок!» Кто-то предчувствует события, я же не помню за собой такого качества. Этот день и все его подробности стерлись в памяти. Похороны, поминки. Я думала, санаторий виноват – перегрузили организм процедурами. Но знакомый врач сказал, нет, просто сердце изношенное. За полгода до того и у Абдуловых горе случилось – погиб средний брат Владимир, убили какие-то подонки. Всего 33 года. Через несколько месяцев после ухода Ивана Кузьмича не стало и отца Саши, Гавриила Даниловича. Не перенес смерти младшего сына. Тяжелый год был, с одних похорон на другие ездили.
– Вы потеряли и старшую дочь…
– Все мои горести, вместе взятые, ничто по сравнению с потерей Танечки. Она ко мне не приходила ни во сне, ни наяву, в отличие от Ивана Кузьмича, словно бережет меня. Ее не стало 19 лет назад, в 97-м. Диагноз – гепатит С, стремительный и скоропостижный. Дочка ведь ездила по тюрьмам, работала с заключенными – они передавали ей бумаги, написанные в камере. И не всегда у Танюши была возможность руки помыть – а болезнь эта как раз через личные вещи передается. Видимо, там и подхватила смертельную инфекцию.
Я не знаю, кого винить и есть ли смысл. Ведь ничто и никто не сможет вернуть мою девочку. Таня угасала на моих глазах, а я ничего не могла сделать. Даже не хочу заново вспоминать, нет ничего страшнее для матери, чем хоронить своих детей. Ирочка тоже ужасно горевала, похудела, осунулась. Но нужно было жить дальше.
[caption id="attachment_16863" align="alignnone" width="759"] Ксения Архиповна с внучкой[/caption]